Стихи начала 2000-х

Посадить бы тебя на ладони,
Чтобы к небу и звездам поднять.
Чтоб деревьев зеленые кроны
Каблучком ты могла подминать.
Чтобы пальчики рук шаловливых
Погрузить ты могла в облака.
Видел много я в жизни счастливых,
Но меня нет счастливей пока.
THE WAY
Мой путь понятен вряд ли для тебя.
Зачем ходить туда, где можно сгинуть?
Там каменные кручи; ты слаба
И ищешь золотую середину.
Ты ищешь утешение во мне,
Спасение во время урагана.
Но как опасно и всего больней
Искать покоя в кратере вулкана.
Не лучше ли в другом найти покой?
Там нет огня, там запахи болота.
А что вонюч, так это он такой,
Зато костюмы шьет из коверкота.
Душистым мылом вымыться заставь,
Дезодорантом на него побрызгай.
Терпимой станет серенькая явь
Без треволнений и большого риска.
РОМАНТИКА 
Романтика бесчисленных дорог
Для нас всегда, мой друг, за горизонтом.
Мы пьем вино, целуем недотрог
И уезжаем в Рим или в Торонто.
И знаешь, в этом тоже что-то есть:
Домой вернуться без предупрежденья,
С друзьями сесть за стол, селедки съесть
Под шубой после здравиц в день рожденья.
Напиться! Имениннику простят,
Уехать в ночь негаданно, спонтанно,
К столу вернуться через час назад
С какой-нибудь Наташей или Жанной.
Но главное, чтоб плакала струна,
Чтоб саксофон смеялся вслед за нею.
Певцу ведь только музыка верна…
И я, как друг, сказать такое смею.
СТАРИК
Он был старик, как лунь, совсем седой.
Его считали полусумасшедшим.
Из-за стола он уходил с едой,
Чтоб прежде посвятить ее умершим
Жене и дочери; потом уж есть.
И странности его давно терпели.
При всем при этом на людскую лесть
Старик сердился и молчал по две недели.
Портрет жены на тумбочке стоял,
Над ним висели старые иконы.
Сначала он, задумавшись, молчал
Или молился полуотрешенно.
Потом беседовал, ей говоря
Слова любви и нежности глубокой:
− Благодарю, красавица моя!
Мне без тебя, увы, так одиноко.
Вверял ей все. Что тапочки ему
Сноха недавно новые купила.
Что ездил с сыном к другу в Кострому,
А там вдова осталась и могила.
Что, скоро, видимо, наступит час,
Когда их Вечность снова повенчает…
И тихо засыпал, под нос ворча,
Что Бог его пока не привечает.
Но вот однажды он семью созвал.
От слов его всем стало даже стыдно:
− Я знаю, каждый моей смерти ждал,
А мне, конечно, грустно и обидно.
Ведь я вам нужен только в смысле том,
Чтоб нажитое мною не пропало,
Чтоб был оставлен вам в наследство дом
И все из тех немалых капиталов,
Которые на банковских счетах…
Я год назад оформил все на сына.
Но надо мной другой довлеет страх –
Вы до сих пор семьею не едины.
Не любите, в сердцах одна корысть;
На старика за правду не серчайте.
Последний раз мы вместе собрались
И говорю вам, милые, прощайте.
Иду к тебе, красавица моя!..
Есть у меня всего одно желанье:
Пусть эту просьбу выполнит семья,
Пообещайте тут же на прощанье.
Портрет жены положите на грудь,
Материя к материи, дух к духу…
Теперь уйдите, дайте мне уснуть!
Доверьтесь сердцу, а оно подскажет уху.
И незаметно умер. Так легко
Наверно лишь святые умирают.
Он на прощание взмахнул рукой,
Как будто отворил ворота к раю.
Блаженная улыбка на губах
Лицо украсила неуловимо.
Благословив родных и всех любя,
Ушел к своей красавице любимой.
ЕВГЕНИЮ СВЕТЛАНОВУ 
ДИРИЖЕР
К пюпитру вышел он молодцевато,
Встряхнул плечами, подмигнул куда-то,
На музыкантов пристально взглянул.
Помедлил на какое-то мгновенье,
Оценивая меру вдохновенья,
И палочкой, как добрый маг, взмахнул.
И грянул вальс, великий вальс Шопена!
И замерла от восхищенья Вена.
А он в потоках звуков колдовал,
Выписывая палочкой волшебной
Бессмертность музыки великолепной;
И каждый в такт оркестру подпевал.
Танцуя в безграничном упоенье,
Скользили пары, как от дуновенья
Кружится лепестковый карнавал.
И слез никто не сдерживал, конечно,
Ведь в воздухе торжествовала Вечность…
И я счастливый тоже танцевал.
СЕБЕ ЛЮБИМОМУ
В ноктюрнах есть мучительный излом,
Как будто бы дымящийся теплом
Измученной души. О, сколько силы
В том, что мы есть. До нас ведь тоже были!
И знаю то, что будут после нас…
А нам всегда судьба подарит шанс
Подняться до вселенского значенья
Из мрака косности, из заточенья,
В котором можем оказаться мы,
В толпе являясь теми же людьми
Безлико усредненными; и все же
Рывок в полет труднее, но дороже.
Поднять планету на свою ладонь
И выдохнуть в дыхании огонь.
Иди вперед, что так необходимо!
И грязь не сможет испоганить имя.
КРИТИКУ
В кромешной тьме любовь не распознать
И не найти ее, идя наощупь.
О, критик мой, дано ль тебе понять,
Какой князь мрака обладает мощью?
Ты, как наложница, попал в гарем
Циничного, жестокого владыки.
Увяз в туманном мареве дилемм
И совершаешь старые ошибки.

Над кронами деревьев, в облаках
Плыл крест в малиновом закате.
И слез хрусталь на веках и щеках
Насыщен был витиевато
Величием вселенского огня,
И звон печальный плыл над миром,
Как продолжение всего меня,
Влетая птицей вечности в квартиру.
error: Content is protected !!