С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ
В дне рожденья есть особый свет,
Музыка особая такая.
Все вам шлют сердечный свой привет,
Чувствам справедливо потакая.
В день рожденья звездная спираль
Вашу данность в небеса возносит.
И во сне приснится пусть Грааль,
И решатся сложные вопросы.
И когда друзей и близких круг
За столом накрытым соберется,
Ангел за спиною встанет вдруг,
Свыше благодать на вас прольется.
Я к мечте американской
Отношусь с большой опаской.
Эта самая мечта,
Как сосиска возле рта.
И причем сосиска эта
Из ста трех ингредиентов,
Но в ней мяса грамма нет –
Ах! Прощай иммунитет.
Я к мечте американской,
Как к бандитско-хулиганской
Диктатуре отношусь,
И самим собой горжусь.
Слон всегда могуч, спокоен
И эпитетов достоин.
Часто взбадривает он
ЦРУ и Пентагон.
У Осла другое кредо,
Он готов сожрать соседа.
И не важно, что сосед
Может выстрелить в ответ.
Важно вовремя смотаться,
На Медведя отвязаться –
Мол, во всем он виноват,
Им дубинка, нам виват.
У мечты американской
Признак дури наркоманской.
Жаль, индейцы не смогли
Пришлых выжечь на угли.
Есть несколько понятий у мужчин
Не в плане форса или джентльменства.
Все внешне – титул, звание и чин,
Как таковые власть или главенство.
Есть факторы – достоинство и честь,
И чувство справедливости и правды.
Кто путает настойчивость и спесь,
Тот явно в рамках злобной клоунады.
Поскольку жизнь по-своему смешна
И смех мой для кого-то, как издевка,
Мне в целом компенсаций не должна
Выплачивать моя судьба-плутовка.
К богатствам я особенно не рвусь,
Стремясь к богатствам, можно надорваться.
Они порой как непомерный груз –
И тяжело и жалко расставаться.
Нахапавшись иллюзий и проблем,
На призраков пустых потратив годы,
Попав к привычкам беспросветным в плен,
Не можем отличить лица от морды.
Хотел бы я беречь своих друзей,
Хотя безжалостно расстался с ними.
Они рвались в достоинство ферзей,
Но оставались пешками нагими.
Они хотели в жизнь мою войти,
Чтоб бесконечно в ней распоряжаться.
Однако с ними мне не по пути,
К предателям опасно приближаться.
Друзья такие хуже, чем враги,
Увы, за них молиться тоже нужно.
Они свои бессчетные долги
Перепихнуть готовы равнодушно.
В конечном счете, это не друзья –
Приспособленцы, ищущие выгод.
В кругу таких предательством пронзят,
Смертельным будет их внезапный выпад.
Я все-таки хотел бы им самим
Пространство ими созданного ада
Страшнейшим фильмом показать цветным;
Жестоко? Но такое сделать надо.
Я к тебе приехал бы в Отрадное
На мужской полусерьезный треп.
Только что-то на душе невнятное
И под вечер иногда озноб.
Знаю, сало у тебя вкуснейшее
И кристально чистый самогон.
Но у нас ведь правило первейшее –
Мы всегда в строю и в том закон.
То есть бывших нет, все настоящие
И погоны с нами навсегда.
Мы с тобой, традиции хранящие,
Помним все прошедшие года.
Громких заявлений мы не делаем
И не обсуждаем дураков.
Это в Вашингтоне они смелые –
Сочиняют сказки про врагов.
Подпевалы глупые с Крещатика
Вот уже четвертый год подряд
Петушатся; основная тактика –
За подачки в бойню гнать ребят.
Не позволим мы, чтоб мрази пришлые
Диктовали правила свои.
Русь жила и при невзгодах выжила,
Русь живет по кодексу любви.
Жди! Приеду я к тебе в Отрадное
Любоваться видом из окон.
Мы под наше русское стократное
Выпьем твой чистейший самогон.
Моя сакральность в том и состоит,
Что я являюсь символом эпохи.
Я не опознанный наукой вид,
Стремившийся сначала в скоморохи.
Хотел потешным быть, почти смешным,
Но, понимая зла первооснову,
Увлекся я конфликтом затяжным,
И был испачкан многоголосово.
Потом в другую ипостась полез,
Там тоже места не нашлось под солнцем.
Кому-то вышел я наперерез –
Мне стали угрожать блатным японцем.
Враги вдруг рассосались в никуда;
Мне говорили, что с бутылки водки,
Случилась с ними кажется беда…
Срок жизни у таких всегда короткий.
Японца застрелил какой-то хмырь.
Известно лишь, что хмырь дружил с Петровкой.
Срок наступает и злодеев мир
Нейтрализует просто рокировкой.
Какой-то вашингтонский идиот
В дискуссии мне объяснить пытался,
Что нынешний пространственный цейтнот
Поддерживает Пентагон и НАСА.
Одно, придурок, лишь недоучел,
Что без моей проводниковой роли
Людей потуги – гул никчемных пчел,
Внезапно кем-то выброшенных в поле.
Вся мощь цивилизации ничто,
Один глашатай сотни армий стоит.
Он может только лишь одной чертой
Глупцам напомнить гибель древней Трои.
Зарисовка в метро 1
Высокая, но только не красавица,
Прыщи на крыльях носа, над губой.
Она, конечно же, способна нравиться,
Но недовольна, видимо, собой.
Она способна быть наверно милою,
Но для нее отнюдь не каждый мил.
За чередой обычных дней унылою
Все ждет, чтоб он ей как-то позвонил.
Дискуссия о силе притяжения
В любом контексте, в общем, ни к чему.
Наверно от душевного брожения
В свиданиях отказано ему.
Ни этих я не знаю, и не этих,
Не признаю я в то же время тех.
Один, как дорогущий семицветик,
Из удобренных вылезший прорех.
Другой в мужском казалось бы обличье,
Но он сориентирован, увы,
На развращенный привкус заграничья
С поправкой одночленовой любви.
А самый хитровыделанный третий,
Скользить всегда готов во все концы.
Он внешне иногда похож на денди
И все расскажет вам о Лао Цзы.
Чтоб не заполучить удар по морде,
Петляет среди первых и вторых.
Готов служить любой наверно моде,
Но без засветов в средствах основных.
Я наведаюсь, ребята, в Петербург
И в любимый мой отель с утра приеду.
На Васильевском живет давнишний друг,
Но в гостях выходят с галстуком к обеду.
Не скажу, что я по сути растямтай,
Но сажусь за стол я в джинсах и футболке.
Я люблю небритым быть, и я лентяй,
И еще к тому же пересмешник колкий.
Вот поэтому в любимый мой отель
Отправляюсь я с Московского вокзала.
Там моя лишь только будет канитель
Над «Столичной» водкой и ломтями сала.
Для друзей же есть другие адреса
Без влияния на личное пространство.
Там моя официальная стезя –
Суть поэта и почти что окаянство.
Я как-то быстро веру приобрел
И сам себя в сомненьях заподозрил –
То мне пригрезился святой глагол,
То ладан мне щекочет нежно ноздри.
Казалось мне, что так не может быть,
Что Бог не сразу людям открывает
Пространство, чтобы как-то искупить
Людскую муть в греховном каравае.
Но сердце невозможно обмануть –
И благодать обманкой не подменишь.
Когда уходит дьявольская муть,
Ты истину божественную ценишь.
Неважно, что дано тебе узреть,
Неважно, что дано тебе постигнуть.
Запомни – над тобой не властна смерть,
Когда ты веры храм сумел воздвигнуть.
Не очень то люблю дарить цветы;
Несешь в букете срезанную нежность.
В букетах прячется фантом беды,
А в ней и лжи, и боли центробежность.
Порою лицемерие в цветах;
Как будто святотатствующий грешник
Танцует сальсу на чужих костях,
Расплевывая косточки черешни.
Он маскирует свой животный страх,
Неуправляемые злость и зависть.
Его кладбищенский пугает прах,
Ведь старость с немощью уже подкрались.
А в жизни прожектерства шелуха,
Желание прожить за счет кого-то.
Но планетарная душа глуха
К запросам и замашкам идиота.
Смеялась звонко девушка в кафе,
Съедая фри и запивая пивом.
Брюнет напротив в джинсах и шарфе
Картаво вторил ей речитативом.
Над чем смеялись сразу не поймешь,
Ведь молодежный сленг подобен грязи.
Как будто всаживают острый нож
В речь разговорную, ломая фразы.
Хотелось наорать, обматерить,
Наобещать болезни им падучей.
Но не о чем с такими говорить,
Ведь их родители, увы, не лучше.
Я утонуть хотел бы в именах,
Я утонуть хотел бы в адресатах.
Я вижу иногда в красивых снах
Благословленных Богом и проклятых.
Я в некотором смысле поводырь,
Палач, судья и, в общем то, защитник,
Возможно, даже православный шнырь,
Молитвенник, но далеко не винтик.
Я тот, на ком колышется судьба,
На ком она всегда стирает когти.
Я выше квинтэссенции раба –
И ты ко мне придешь однажды в гости.
КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ
В коричневатых водах Иордана
Он принимал крещение свое.
Вода стекала с пальцев Иоанна,
И слышно, как хор ангелов поет.
И вдруг с небес слетает голубь белый,
И глас Господний слышит Иоанн:
«Сей Сын Мой есть! И пусть во все пределы
Мой промысел предвечный будет дан».
Предтеча проложил пути Господни
И в воды мира благодать сошла.
Поэтому мы дерзостно свободны,
Поэтому мы не боимся зла.
ГОД СОБАКИ
Собачиться не будем, господа,
Хотя и год Собаки наступает.
Ведь, к слову, все богатства – ерунда;
Кто заступил за грань, тот погибает.
К Собаке нужен трепетный подход,
Клещей и блох травить необходимо.
Их много средь влиятельных господ –
Как не стремись, пройти не сможешь мимо.
И в этот год гармония нужна,
У многих совесть выбьется наружу.
Пусть сила покаяния страшна,
Но чем еще очистить сможешь душу?
Возможно, ты умен, как Улугбек,
Возможно, ты красив, как Македонский.
Но помни про погибельный аспект,
Когда приимешь вид чванливо-броский.
Учти еще одно, что в миг один
Лишиться можешь разума и силы.
Сегодня для людей ты господин,
А завтра свин с инстинктами гориллы.
У американского пилота
Есть почти достойная работа.
Только МиГ скользнет из тишины,
Он невольно пачкает штаны.
Он к границам нашим нагло лезет,,
Размечтавшись о делах Боргезе.
Но лишь видит русский самолет –
И на ягодицах липкий пот.
ЖЕНСКАЯ УЛЫБКА
В улыбке женской есть нетленный свет –
Сияние души, пульсар сердечный.
Одна из равноангельских примет
Проявится внезапно быстротечно.
Улыбка – фактор вечной красоты,
Она всесовершенна и бесспорна.
И счастлив тот, чьи помыслы чисты,
А сердце женской красоте покорно.
Стремленье женской красотой владеть
Ущербно, разрушительно и гнусно.
Владычество мужское – это смерть,
Душою овладевшая искусно.
Мужской гордыне оправданий нет,
Как равенства в любви не существует.
Мужчина ищет жизненный ответ,
А женщина его судьбу рисует.
Увы, заплат на душу не пришьешь,
Изорванную ветром искушений.
И ветер смертоноснее, чем нож,
И полон он мистических значений.
В прорехах создавая сквозняки,
Гордыни холод фальшь вдувает в сердце,
И вот над нами властны двойники –
Герои в некой сатанинской пьесе.
И нам из этой пьесы не уйти,
Хотя и страшно нам, хотя и жутко.
Нас радует улыбка травести,
Но радости ничтожная минутка.
И снова нервы, снова боль в душе –
Симптомы неудачника живучи.
Не зря писал когда-то Бомарше:
«Мы виноваты, что над нами тучи».
Характер мой не сахар и не мед,
Я между тем с годами стал мудрее.
Уже не бью ничьих нахальных морд
И нет желанья спрятаться в Корее.
Я даже компенсаций не ищу,
Хотя мне вашингтонский стиль противен.
Я их своей молитвой угощу;
Да, этот метод очень эффективен.
Молитва – цианид для сволочей,
Для тех, кто генетически прогнивший.
Любой поэт опасней палачей,
Когда он пишет пламенные вирши.
Когда с системой страшной сатаны
Выходит он на бой один и гордый.
Конечно, силы в целом не равны,
Но ведь поэт космической породы.
Мне нравится свеченье твоих глаз,
Мне нравится, что я объят свеченьем.
Что даже тьма ночная нам не даст
Познать укор и горечь огорченья.
Мне нравится тебе принадлежать,
И это счастье быть с тобою рядом.
Наверно будет огонек дрожать,
Сфотографированный нежным взглядом.
Счастливая улыбка опьянит,
И опьяненью нет почти сравнений.
Душа твоя – космический магнит,
Тебе благодаря я просто гений.
Пространством скорби управляю я,
Пространством счастья управляю тоже.
Не видящий сквозь время, не судья,
Но тот, чье слово дураков корежит.
Я здесь сейчас, а значит, время есть
При помощи моей справляться с гадством.
Когда наружу чванство, зло и спесь,
Увы, совсем сомнительно богатство.
Хожу я незаметным среди вас,
Но сказанное слово мир меняет.
Жизнь многих, как дневной киносеанс,
Экран погаснет – время все сминает.
Мне трудно уважать говорунов,
Они творят узоры глупости в пространстве.
Их образ человеческий не нов –
Душой такие в словоблудствующем пьянстве.
Поганя атмосферу болтовней,
Любой из них почти что дьяволозависим.
Они всегда любимы сатаной;
Не получать стараюсь говорливых писем.
Зарисовка в метро 2
Лицо его помятое слегка,
На веках, словно гряды гор Кавказа.
Под каждым глазом выпуклость пупка,
Но в целом лик профессора иняза.
Особенность у правой есть руки –
У пальца указательного ноготь
Отрезан у сустава. Так станки
Карают за мечтательную похоть.
Не трезвенник, что ясно по лицу,
Не пьяница, что ясно по бородке.
Любитель рульки и не ест мацу,
И коньячок предпочитает водке.
Хотел бы посмотреть на вас опасную,
На радостную и разнообразную,
Взволнованную, искреннюю, томную,
В порывах хулиганистых нескромную.
Любая женщина немного хищница,
Но ведь она владелица, защитница.
Не приведи Господь попасть в историю,
На женскую проникнув территорию.
От конкурентки пшик один останется…
Мужчине нужно научиться кланяться,
Одаривая дорогую женщину
Тем, что от Бога нам давно завещано.
Наставничество есть особый дар,
Старик не каждый быть способен старцем.
Иной, увы, не только телом стар,
Он в разуме является засранцем.
С изгаженным сознанием итог
Один простой – пред нами маразматик.
Хотя он быть и дипломатом мог,
А может быть, известный математик.
А старчество есть линия ума,
Помноженная на духовный опыт.
Душа не в состоянии сама
Постигнуть мир; она познанья копит.
И вот когда рубеж преодолен
И пройдена великая наука,
Сквозь призрачную пелену икон
Нисходит благодать Святого Духа.
Как много добрых устаревших слов
В гордыне человеческой забыты.
Для дурью фаршированных голов
К заимствованьям все пути открыты.
История народа ведь в словах,
Культура, память, отношенье к Богу.
А в попугайно-глупых головах
Шлак терминов, ведущих к эпилогу.
И если кто-то на других кивнет –
Мол, вот они всем говорят о том то.
Напомню, что Адам был идиот,
«Сгоревший» от змеиного экспромта.
Я просто открываю эту дверь.
Возможно, там таится в полумраке
Невиданный никем редчайший зверь,
Давно уже живущий в этом замке.
Возможно, там ответы я найду
На множество волнующих вопросов.
Неважно что имеется в виду,
Когда любить отыскиваю способ.
И нереально в жертву принести
Великое и искреннее чувство.
Есть жертва? Значит, лживое «прости»…
Любить – всегда прекрасное искусство.
И в жизни все почти наоборот –
Раз любим, значит, без оглядки верим.
Я знаю, в полумраке встреча ждет
С моим прекрасным и нездешним зверем.