Стихи 2013

Улечу, мой друг, на Шикотан,
Чтоб забыть среди Курильских сопок
Депутатов буйствующий клан
И хлопки летящих в воздух пробок.

Знаешь ли ты, мой любимый друг,
Как в прохладе пахнет можжевельник?
Я бросаю в сумку ноутбук
И беру билет на понедельник.

Настоящих, искренних людей
Здесь остались только единицы.
Мне невероятно жаль детей,
Загламуренных в тисках столицы.

Я бегу туда, где запах трав,
Где не пахнет ягода бензином,
Где приправами нашпиговав,
Мясо не испортят протеином.

Там не признается воровство,
Просто пальцы сразу отрубают.
И госдумовское большинство
Своре бесенят уподобляют.

Улечу, мой друг, на Шикотан,
Чтоб наесться рыбы до отвала.
Сердце отдыхает только там,
А в Москве оно затосковало.

Есть такие песни, от которых
Веет многозвучием веков.
Душ слепых могучие затворы
Не позволят услыхать их зов.

Душам тем, которые оглохли,
Песенный призыв настолько чужд,
Словно в слуховых проходах сопли
Заглушили слух у этих душ.

Скучно им. Недуг сковал их совесть,
В коме искренность и доброта.
Некая чудовищная помесь
Души отдаляет от Христа.

Глупо мне с артистами тягаться
В озвучении моих стихов.
В артистизме умного паяца
Песенность из глубины веков.

У меня во рту как будто каша
Или хлеба жеванный мякиш.
Я хотел прочесть намного краше,
В результате получился шиш.

Вот стоит артист светловолосый,
Он заслуженный по всем статьям.
Не меняя напряженной позы,
Вирши расчихвостил по частям.

Он прочтет их так, что эти вирши
Станут вдруг любимыми людьми.
Пусть чихвостит их и пусть чекрыжит –
Я их принял с неба не взаймы.

Есть в душе его такая смелость –
Изменяет чтец стихов закон.
То, что людям мне сказать хотелось,
Гениально произносит он.

В электричке парень с девушкой в обнимку,
Излучает нежность сявый ухажер.
То животик ей погладит или спинку,
Говоря про си-бемоль и до-мажор.
То возьмет и сладострастно поцелует,
У шатеночки от поцелуя дрожь.
Вроде петь пора их чувствам – аллилуйя,
Но предательски проскальзывает ложь.

Наконец то электричка прибывает.
По-мужски с барсеткой сявый налегке
На платформе в нетерпенье изнывает
С сигаретой финдиперсовой в руке.
А шатеночка, силенки напрягая,
И ломая стройный свой девичий стан,
Ухажера своего не упрекая,
Вслед за ним сама выносит чемодан.

Наш теплоход идет по Свири,
Туман укутал берега.
Порою возникают дыры
В молочной дымке. Но река
Погрешность эту исправляет
И вновь сплошная пелена.
Лишь диском золотым пылает
На небе утреннем Луна.

Винтами мощными бурунит
Зеркальность древних свирских вод
И отражает отсвет лунный
Красавец белый теплоход.
А мне в туманной канители
Явился ясно лик святой.
Над темной массой свирских елей
Он преисполнен красотой.

ЛАДОГА

Волнуется и дышит Ладога,
Слегка приподнят горизонт.
Запомнится наверно надолго
Вод серых неспокойный сон.

На волнах к борту накипь белая.
Могучий совершая ход,
Вступая с ветром в распри смелые,
Идет на север теплоход.

Там, где-то за чертою дышащей,
Нас ждет чудесный Валаам.
Отец небесный наш всевидящий
Разгула не дает волнам.

Дороги водоходцев дальние,
Порой бывает трудным путь.
Непредсказуемый заранее
Сквозь Ладогу ночной маршрут.

Но истина одна незыблема
Для всех, кто ходит по воде –
Цель плаванья должна быть видима,
А плаванье сродни мечте.

И даже Ладога могучая
Свой нрав сердитый усмирит,
Пропустит, штормами не мучая,
Для дерзких путь всегда открыт.

Волнуется и дышит Ладога,
Затянут мглою небосвод.
К утесам острова прекрасного
Идет на север теплоход.

Вы в беседке мне сказали: «Ты»,
Сократив дистанцию общенья.
Я бы мог не разрушать мосты
Даже в результате пресыщенья.

Я бы мог комедий не играть,
Я не ваш герой и не по списку.
Но в глазах у вас сплошная ять,
Сердце подвергающая риску.

Рвущееся сердце на куски
Разрывается всегда внезапно,
Словно было сдавлено в тиски,
И его не воссоздать обратно.

На губах помада, на ногтях
Лак с оттенком нежным перламутра.
Я у вас сегодня был в гостях;
Но ошибки исправляет утро.

Для привычек масса оправданий,
Только эта масса хлам пустой.
Большинство из нас не пуритане,
Но за свой сложившийся устой
Мы пойти на тяжкое готовы…
Как, к примеру, мяса не поесть
В золотисто-ароматном плове
В пятницу, когда готовит тесть?

Там еще грамм двести с лишним к плову,
Ночью сексуальный марафон.
Мнит в себе мужчина Казанову,
Но включен смертельный таксофон.
Вены и артерии в итоге,
Как замерзший пластик, рвутся в миг.
И такой инфарктный караоке
Слышать врач давно уже привык.

Ария бессилия мужского –
Шкалят экстрасистолы во всю.
Но ведь нам перченого такого,
Холодец с горчицей, колбасу.
Мы в привычках, как кишечник в шлаках,
Избавляться с возрастом трудней,
Приплюсуй обзоры Зодиака –
Мутную заставку для страстей.

В денвиллской больнице суета,
Для врачей работы здесь с избытком.
Неанглоязычному беда –
С янки объясняться просто пытка.

На мгновение застыл жирург,
Морщит лоб в раздумьях цвета кофе,
Потому что сердца перестук
Равен стал инфарктной катастрофе.

Я не врач здесь и не пациент,
Но душа печалями задета –
Изменила все в один момент
Смерть американского поэта.

Дайте скальпель, дайте стетоскоп –
Хочется кричать врачам денвиллским.
Но мне жестом объясняет коп –
Мол, пойдем, дружок, и выпьем виски.

Был поэт потешным стариком
И к тому ж известным адвокатом.
С ним ведь каждый в Денвилле знаком,
С ним за счастье находится рядом.

Но, увы, поэта больше нет.
В мир иной певец калифорнийский
Отошел, оставив этот свет;
Помянем его бутылкой виски.

Полицейский улыбнулся мне,
Теребя соломенные брови.
Да, поэт в чести в любой стране,
Ангельские он несет покровы.

И когда собратьев по перу
Провожать приходится поэту,
Входит он в великую игру,
Принимая сердцем эстафету.

В предутренней чернильной синеве
Огни Санкт-Петербурга золотисто,
Как звезды, рассыпают яркий свет –
От них в душе и песенно и чисто.

Нева рябит и хмурится слегка,
Наверно в унисон с осенним небом.
Невысказанная во мне тоска
Мелькнет изображением нелепым.

Васильевский не снится мне давно
И на Обводном адреса забыты.
Но было что-то мной обретено –
Романсы, песни, может быть, молитвы.

Возможно даже новые друзья,
С которыми на брудершафт не выпил.
Но ведь важнее выпивки глаза,
Особенные в них стереотипы.

Санкт-Петербург мне дорог, ведь во мне
Частица есть народов прибалтийских.
Мистический какой-то компонент,
Когда я в Лавре подаю записки.

Мне в Кавголово хочется сбежать,
Но там давно уже не ждут поэта.
И все равно я буду приезжать
На поиски загадочного света.